МОДЕРНИЗАЦИЯ – ЭТО РЕВОЛЮЦИЯ, РАСТЯНУТАЯ ВО ВРЕМЕНИ И ОСУЩЕСТВЛЯЕМАЯ САМОЙ ВЛАСТЬЮ. В НАШЕМ ЖЕ СЛУЧАЕ ЭТО, ПО СУТИ, ДВЕ РЕВОЛЮЦИИ – ПРОМЫШЛЕННАЯ И НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ…
               Давным-давно Ленин, касаясь Балкан, сказал: толкуют о политике, но забывают об экономике, а она-то является основой политики. Хорошо известно определение политики как концентрированного выражения экономики, хотя с таким определением не все согласны. (В том числе такие авторитетные фигуры, как директор Института философии РАН академик РАН Абдусалам Гусейнов.) Тем не менее, экономика, политика и геополитика находятся в тесной взаимосвязи. Во всяком случае без сильной экономики государству трудно отстаивать свои геополитические интересы, а подчас и право на суверенное бытие. Потери постсоветской России в сфере геополитики во многом связаны именно с упадком экономики.
               Вошедшие в конфликт два международных принципа – право наций на самоопределение и незыблемость государственных границ – которые до сих пор не нашли своего решения, дают возможность так называемому мировому сообществу (часто ассоциируемому с США и странами Евросоюза) толковать эти принципы произвольно. Но в последние годы появился еще один, хотя и не узаконенный международным правом принцип. Это право мирового сообщества на вмешательство во внутренние дела суверенного государства, если в нем имеют место массовые нарушения прав человека и прежде всего преступления против человечности. Именно этим руководствовались страны НАТО, совершившие агрессию против Югославии и добившиеся ее расчленения.
Следование этому принципу открывает широкие возможности для произвольного толкования возникающих конфликтов в тех или иных странах, при этом нередко практикуются двойные стандарты. Известный американский государственный деятель когда-то сказал в отношении одного латиноамериканского диктатора: «Конечно, он сукин сын, но это наш сукин сын». Если продолжить этот ряд, то Муамар Каддафи, конечно же сукин сын, но для стран, которые вмешались в гражданскую войну в Ливии на стороне повстанцев, он «чужой сукин сын». Своих же «сукиных сынов», которые живут рядом с Ливией, они оберегают.
Если бы мы не унаследовали от Советского Союза мощный ракетно-ядерный потенциал, то, скорее всего, разделили бы судьбу Югославии и Ирака. Так, в ходе двух чеченских войн федеральный центр, отстаивая право на нерушимость границ, не позволил чеченским сепаратистам, провозгласившим создание суверенной Чеченской Республики Ичкерия, вывести эту российскую автономию (до 1992 года в составе с Ингушетией) из состава РФ. Но в ходе первой чеченской войны, когда боевики, сознательно размещая тяжелое вооружение близ жилых домов и даже превращая жилые дома в своего рода крепости, «федералы» наносили по ним удары. И, понятно, что подчас гибли и мирные люди, как то и бывает во время войны. Запад нас критиковал за «несоразмерное применение силы» (как будто бы не было жертв среди мирных людей, когда страны НАТО в течение многих недель «соразмерно» бомбили Югославию, к тому же применяя снаряды со слабообогащенным ураном), но у них не возникало и мысли применить против нас силу.
И понятно почему: у России есть мощный ядерный щит. И когда в августе 2008 года российские войска выбили из Южной Осетии вторгшееся воинство Саакашвили (с целью, так сказать, восстановления суверенитета Грузии над формально все еще входившее в ее состав национальное образование осетин), то Запад и, в частности, США опять же ограничились вербальным осуждением действий российской стороны. (Не считая захода американского военного корабля в морской грузинский порт.) Хотя американские советники обучали грузинскую армию, Вашингтон снабжал ее оружием и при президенте Буше смотрел на Грузию как скорого о члена НАТО.
Только России нельзя полагаться на оружие, созданное или спроектированное еще в советские времена, или в лучшем случае модернизированное. Так, ученый-биохимик академик Александр Спирин замечает: «Прежде всего, следует отказаться от стереотипов прошлого и четко представлять себе, какова реальная опасность». Он, в частности, говорит, что расшифровка человеческого генома позволяет создавать молекулярное оружие, которое страшнее ядерного оружия. «Действие его коварно и чрезвычайно эффективно. Гены проникают в организм и создают там вредные белки, которые уничтожают важнейшие функции организма… Планируемые эффекты от воздействия молекулярного оружия – смерть, инвалидность, нервные и психические расстройства, дебилизация («манкуртизация»), стерилизация… В принципе можно создать молекулярное оружие, которое будет действовать только на тот или иной народ, на вполне конкретную популяцию».
В популярной форме другие ученые разъясняют: сами люди, которые стали объектом воздействия незримого биологического оружия новых поколений, никак не будут осознавать, что с ними происходит. Например, откуда появилось у них стремление свести счеты с жизнью или желание убивать себе подобных, или ненависть к существующей власти, или абсолютное безразличие к судьбе страны, к собственной жизни, полная потеря памяти, способности что-либо понимать и пр.
И каков же вывод академика Спирина? «… Поддержание высокого уровня фундаментальной науки – абсолютно необходимое условие противостояния распространению биологических опасностей в современном мире». В свою очередь академик РАН Владимир Захаров, который многие годы был директором Института теоретической физики им. Ландау РАН, а ныне работает в американском университете, указывает на то, к чему может привести тотальное отставание нашей страны от передовых стран: «Придется распроститься с планами развития у себя новых технологий – для этого нужны новые идеи и высококвалифицированные кадры. Более того, поддержание уже имеющейся технически сложной инфраструктуры станет проблемой, и техногенные катастрофы, вроде той, что случилась на Саяно-Шушенской ГЭС, станут обыденным делом. Неспособная идти в ногу с техническим прогрессом страна станет беспомощной в военном отношении».
И по этой причине нам жизненно нужна модернизация.

МОДЕРНИЗАЦИЯ – ИННОВАЦИИ: ЧТО, ГДЕ, КОГДА
Термин «модернизация» происходит от французского слова moderne и означает приводить в соответствие современным требованиям экономическое, политическое и социальное устройство государства, менять все устаревшее – теории, взгляды, вкусы, моды и пр. Инновации – это более узкое понятие и относится оно не к стране в целом, как модернизация, а к ее научно-техническому и технологическому уровню развития, к качеству человеческого капитала и косвенно – к массовому сознанию. Модернизация, условно говоря, это движение из вчерашнего дня к сегодняшнему, а инновации – из сегодняшнего дня к завтрашнему. Не будучи синонимами, модернизация и инновации тесно между собой взаимосвязаны. Часто под модернизацией понимают и то, и другое.
Теоретически модернизация – это непрерывный процесс. Что-то всегда строится, что-то заменяется на более новое, современное, что-то само собой возникает, а что-то и умирает. Постоянно совершаются открытия, которые реализуются в появлении принципиально новой техники, оборудования, новых материалов, технологий и т.д. Появляются новые методы обучения, административного управления, производственного менеджмента и пр. Приходит новое, более глубокое понимание закономерностей общественного развития и взаимоотношения людей с окружающей средой. Но при этом и высокоразвитые страны подчас оказываются в числе отставших в той или иной области. Приведу несколько примеров.
Классический пример модернизации являет собой Великобритания. Она первой осуществила промышленный переворот и была первой во многих областях многие годы. Но наступил период, когда давно созданные производства и инфраструктура стали тянуть ее назад, и по уровню ВВП ее обогнала Италия, сильно уступавшая ей ранее в экономическом и технологическом развитии. И тогда на авансцену политики вышла ставшая впоследствии именоваться «железной леди» Маргарет Тэтчер. «Когда перед Англией стояла страшная угроза иноземного вторжения, то из недр истории явился наследник герцога Мальборо - Уинстон Черчилль, когда перед страной встала угроза экономического краха и окончательного превращения во второстепенное государство, из недр обывательской Англии явилась дочь бакалейщика». Так писала о Тэтчер молодая писательница (она же и менеджер) Юлия Любимова.
Действительно, став премьер-министром (1979-1990 годы), Тэтчер методами «революционного неоконсерватизма» осуществила глубокую перестройку экономики, избавив ее от старых производств и поубавив сильно разросшийся неэффективно работающий госсектор. Но в то же время она резко ускорила развитие наукоемких отраслей, что в конечном итоге дало возможность Англии уже при правлении лейбористов во главе с Тони Блэром занять второе место в мире (после США) в области принципиально новых научных открытий.
Иначе говоря, в Великобритании модернизация и инновации шли рука об руку.
Другая ситуация возникла в Японии. Это одна из самых высокоразвитых стран, до прошлого года (когда ее обогнал Китай) она была второй экономикой мира. Она и Западная Германия дали миру термин «экономическое чудо». Только в Японии это было поистине «чудо чудес». В самом деле, в 1950 - 1980 годы страна развивалась темпами, превышающими темпы роста ВВП США в два раза и Британии – в 7,7 раза. Душевой доход ВВП при этом увеличился в 19,5 раза. Да, конечно, на непаханом поле вырастает только бурьян. Капиталовложения в Японии доходили до 39 процентов ВВП, что было примерно в два раза больше, чем у остальных индустриальных стран, а японцы с утра до ночи трудились дружно, самозабвенно и изобретательно. Но в 1990-е года как будто бы что-то сломалось в механизме японского «чудо-роста» и экономика впала в многолетнюю рецессию, из которой она, по существу, не вышла до сих пор. В какие-то годы случается небольшой рост, но не более того. Только особенность этой рецессии состоит в том, что научно-технический прогресс не прекращался ни на один год.
Препятствием развитию, как считают многие экономисты, стал сократившийся спрос. И какие только методы не использовали японцы для оживления экономики – и монетаристские, и кейнсианские - ничто не срабатывает. Говорят, они еще только не пробовали рецепты австрийской экономической школы. Американский Нобелевский лауреат по экономике (2008 г.) Пол Кругман считает, что устарели многие японские финансово-экономические институты и сама экономическая политика, что нужно менять структуру производства, когда выпускается много никому не нужных товаров; что экспорт сдерживает слишком дорогая йена; что нужна инфляция, которая бы заставила бережливых японцев тратить деньги, а не копить их на черный день.
Иначе говоря, Япония, оказалась перед необходимостью проводить по новому кругу модернизацию экономики, а отнюдь не стимулировать научно-технический прогресс.
Даже высокоразвитым во всех отношениях США в послевоенный период уже дважды пришлось догонять на отдельных направлениях другие страны. Первый раз – это когда Америка пропустила вперед СССР в освоении космоса. Второй раз это произошло в наши дни, когда американские автомобили стали сильно проигрывать в конкуренции с европейскими и особенно японскими и когда выявилось отставание американской общеобразовательной школы.
Что же касается России, то наша ситуация куда сложнее. На пути модернизации у нас возникли завалы, с которыми редко сталкивались другие страны. И с этой точки зрения которых Нам надо решать одновременно целый ряд сложнейших проблем. Во-первых, в постсоветский период мы потеряли большую часть крупной промышленности, а та, что осталась, за небольшим исключением, отслужило свой век и не подлежит реконструкции.
Иначе говоря, нам нужна реиндустриализация, то есть новая индустриализация. Те, кто говорят, что мы можем построить постиндустриальную экономику на существующей базе, либо проявляют невежество, либо занимаются демагогией. С целью оправдать сырьевую ориентацию экономики страны, в чем заинтересованы и сырьевая олигархия, и коррумпированное чиновничество, да, кстати сказать, и страны Запада. Дело в том, что постиндустриальная экономика вырастает на научно-технической базе и человеческом «материале» индустриальной экономики. В данный момент у нас нет критической массы не только управленцев, но и инженерно-технического персонала и даже высококвалифицированных рабочих, которые нужны для инновационной экономики.
Во-вторых, у нас очень слаб инновационный сектор в экономике, колоссальные потери понесла большая наука. Созданные в советские годы наукограды в своем большинстве влачат жалкое существование, а лучшие научные кадры продуктивного возраста эмигрировали на Запад, притом что «утечка умов» продолжается. Только сейчас стремятся уехать из страны и выпускники вузов, и даже талантливые студенты.
В-третьих, сформированная еще в 1990- е годы политическая система не отвечает интересах модернизации. И дело не только и не столько в слабости институтов демократии и самого гражданского общества, как многие считают. Южная Корея за 20 лет совершила колоссальный рывок вперед в годы военной диктатуры Пак Чонхи (Пак Чжон Хи). Да и беспримерно быстро растущий Китай не славен демократией. Не страдает от избытка демократии и высокоразвитый Сингапур. Везде и всюду решающую роль играют качество и мотивации правящего класса и самой власти, порядок в стране, одинаковые для всех законы и правила игры. Везде работает хорошо отлаженная система, но нигде не было и нет ручного управления. Основной порок нашей политической системы в том, что у нас по факту образовалась моновласть, а для президентской республики это, мягко говоря, противопоказано. Сложившуюся ситуацию, судя по всему, понимает и президент Дмитрий Медведев. Он не броско, но последовательно и с учетом нынешних политических реалий стремится расширять возможности для обновленческого процесса в условиях нынешней властной вертикали.
В-четвертых, нищета и грабительская приватизации 90-х сильно подорвали дух народа, раскололи общество на бедное и полунищее большинство, с одной стороны, и богатое меньшинство – с другой. Притом что в народе разлито убеждение, что богатство нашего нового класса в основном нажито неправедным путем. Это убеждение только усиливается перед лицом разнузданной коррупции и тесно связанной с ней преступности. Такая ситуация делает трудно достижимым сплочение народа. А оно необходимо для реализации любого крупного проекта. Что объединяло людей в СССР, когда решались сверхтрудные задачи индустриализации, культурной революции, создания военной промышленности, ракетно-ядерного оружия и т.д., хорошо известно. Японцев, например, объединяло стремление выдающимися достижениями в гражданской сфере компенсировать поражение страны во Второй мировой войне, китайцев - великая цель вернуть Поднебесной то место в мире, которое она занимала тысячелетия вплоть до первой четверти Х1Х века.

ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ НАДО УСТАНОВИТЬ ДИАГНОЗ
Я, как говорится, не открою Америку, если скажу, что, по мнению многих аналитиков, модернизация экономики не идет. Причем об этом говорят и очень авторитетные люди. Так, бывший помощником президента СССР по экономике и депутатом Государственной думы директор Института проблем рынка РАН академик Николай Петраков в статье в «Литературной газете» под многозначительным названием «Ускользающая модернизация» говорит: «Увы, я пока не вижу никаких серьезных сдвигов в сторону инновационного развития. Мы все равно остаемся сырьевой державой, которая обеспечивает поставки энергоносителей на Запад. Как нам Запад определил место в мировой экономике – поставка сырьевых ресурсов,- так все и остается».
За развитие же страны, в том числе экономики, властями выдавался рост доходов и соответственно ВВП благодаря росту цен на экспортируемое нами невосполнимое сырье на мировых рынках. Но еще знаменитый австрийский экономист Йозеф Шумпетер (1883-1950 гг.) предупреждал, что рост ВВП еще не есть развитие. При этом он приводил очень простой, но доходчивый пример: если увеличить число производимых кабриолетов, то это будет рост, а если вместо кабриолетов начать производить автомобили, то это будет развитие.
Модернизация, как ее сформулировал в интернет-статье 10 сентября 2009 года президент Дмитрий Медведев «Россия, вперед!», а потом уточнял в ряде своих документов и выступлений, есть комплексный процесс, охватывающий все стороны жизни общества. В ней он назвал важнейшие задачи, которые предстоит решить россиянам, чтобы наша страна, преодолев сырьевую ориентацию экономики, стала одной из наиболее развитых, процветающих, демократических стран. Но назвал он и те силы, которые будут мешать их решению. Это «влиятельные группы продажных чиновников и ничего не предпринимающих «предпринимателей. Они хорошо устроились. У них «все есть». Их все устраивает. Они собираются до скончания века выжимать доходы из остатков советской промышленности и разбазаривать природные богатства, принадлежащие всем нам. Они не создают ничего нового, не хотят развития и боятся его».
Абсолютно точный диагноз! Но, как известно, у каждого диагноза есть и анамнез, то есть история болезни. Если мы не установим причины болезни, то будем лечить ее симптомы, а не саму болезнь. Что мы нередко и делаем. То, к чему привело реформирование страны командой Гайдара-Чубайса по чужой модели и при непосредственном участии американских советников, хорошо известно. Как писали академик РАН Сергей Глазьев и известный экономист и предприниматель Сергей Батчиков, «за годы реформы страна по уровню социально-экономического развития оказалась отброшенной на десятилетия назад, а по некоторым показателям — в дореволюционный период. Никогда за обозримый период, даже после разрушений от гитлеровского нашествия, не наблюдалось столь продолжительного и глубокого снижения уровня производства почти во всех отраслях отечественной экономики».
А профессор Колумбийского университета и лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц так охарактеризовал наших реформаторов: «Величайший парадокс в том, что их взгляды на экономику были настолько неестественными, настолько идеологически искаж енными, что они не сумели решить даже более узкую задачу увеличения темпов экономического роста. Вместо этого они добились чистейшего экономического спада».
Разрушительные реформы в России так шокировали академические круги стран Запада и, в частности, США, что руководитель американских советников при правительстве Гайдара профессор Джеффри Сакс вынужден был оправдываться. Неудачи своей команды он объяснял так: «Главное, что подвело нас, это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями… И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства — служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».
Первопричина провала наших реформ состояла в том, что ельцинские реформаторы не имели собственной модели развития. Поэтому они хватались то за одно, то за другое, что исходило из Запада и США в первую очередь. Но при этом решающую роль сыграли «рекомендации» «Вашингтонского консенсуса» («ВК»). Их реализация, в частности, в России, неизбежно вела к развалу промышленного, научно-технического, а, стало быть, и военного потенциала и превращала нашу страну в сырьевой придаток Запада. Не случайно на принятии странами- получателями западной помощи – а Россия в 90-е годы ее получала - настаивало Министерство финансов США и находившийся под сильным американским влиянием Международный валютный фонд (МВФ).
«Вашингтонский консенсус» - это условное название 10 постулатов, выработанных в вашингтонском Институте международной экономики якобы для вывода из кризиса переходных экономик. В числе этих постулатов резкое сокращение государственных расходов, либерализация финансовых рынков, свободный обменный курс национальной валюты, либерализация внешней торговли, приватизация (причем, чем быстрее, тем лучше, и ее цель не в получение для государства средств, а в передаче собственности в частные руки), дерегулирование экономики и т.д.
При этом не предусматривалось ни хотя бы временного регулирования государством процесса перехода от плановой экономике к рыночной. Ни защиты ее от недобросовестной конкуренции. Ни ограничение валютных операций и вывоза из страны капитала, что практиковалось практически во всех «новых индустриальных странах» (Южная Корея, Тайвань, Сингапур и др.). Ни индикативного планирования, которое было в послевоенной Франции и до сих пор не отменено в Японии. Ни тем более промышленной политики. Так сказать, рынок сам все расставит по местам. Что на деле есть рыночный фундаментализм, вытекающий из неолиберальной теории ее «крестного отца» Милтона Фридмена, давшей новую жизнь максиме Адама Смита ХVIII века. Как говорят, у Гайдара было кредо: что неконкурентоспособно, то должно умереть. Вот куда уходят корни не только развала промышленности и сельского хозяйства, но и вывоза из России сотен миллиардов долларов уже в первые годы реформ, и подрыва легкой промышленности массовым завозом в страну ширпотреба из Турции, Китая и т.д., и почти полное уничтожения только зарождавшегося малого бизнеса в сфере производства.
Характерно, что и американские экономисты резко критиковали как теорию М. Фридмена, так и возникшие на ее основе рецепты «Вашингтонского консенсуса». Так, ныне главный редактор американского журнала «Форин полиси» Мойзес Наим (Moises Naim), бывший до этого и исполнительным директором Мирового банка, и министром торговли и промышленности в Венесуэле и поэтому хорошо знавший проблемы стран с переходными экономиками, раскрыл вредоносную сущность этого документа. Он отмечал, что в нем, по сути, был поставлен знак равенства между развитыми рыночными экономиками и экономиками переходного периода, и выполнить требования «ВК» могла только страна с уже развитой рыночной экономикой. М. Наим указывал на губительный характер многих рекомендаций «ВК» для молодых экономик и, в частности, подчеркивал, что резкое сокращение бюджетных расходов могло стать не лекарством, а ядом, который «подтачивает здоровье пациента, обостряет болезнь и затрудняет ее лечение».
Но поистине трагедией является то, что у нас до сих пор нет собственной модели экономические развития, и наши экономические власти, практически по единодушному мнению академических ученых, до сих пор следуют предписаниям «Вашингтонского консенсуса». Совсем недавно непререкаемый авторитет для нашей либеральной публики бывший министр экономики ельцинской поры, а ныне научный руководитель кузницы кадров либеральных экономистов Государственного университета – Высшая школа экономики (ГУ-ВШЭ) профессор Евгений Ясин заявил, что предписания «Вашингтонского консенсуса» были и остаются верными. И пока экономическая политика в духе «ВК» будет продолжаться, на успех модернизации рассчитывать не приходится. Дело все в том, что выйти за рамки сырьевой ориентации экономики и в то же время следовать предписаниям «ВК» практически невозможно. Только ведь многие наши либералы считают (хотя и не всегда говорят об этом открыто), что «сырьевая ниша» - это естественное место России в мировом разделении труда.
Когда, например, директора Института экономики, члена-корреспондента РАН Руслана Гринберга спросили, в чем причина наших провалов в развитии экономики, то он ответил: «Настоящая причина одна – инфантильно-провинциальная философия рыночного фундаментализма, овладевшая властными российскими кругами, твердо усвоившими одно: рынок сам все отрегулирует. Он и отрегулировал: все, что не обещало немедленного обогащения, оказалось закрыто или заброшено».